Объявление

Работа форума приостановлена, регистрация участников запрещена.
Ведутся работы над новой площадкой для общения. Форум переведён в режим архива.

#1 09.08.2010 00:49

A-kontra
Анархист-индивидуалист
Откуда Moskau—NN
Зарегистрирован: 31.03.2010
Сообщений: 160

Александр Аузан. В приятном обществе

Вот, решил поделиться замечательной публикацией (со многим искренне согласен). Возможно, она также заинтересует нашего нового пользователя Kosmopolito (я, кстати говоря, замечательный рыночный анархист smile А ЛПР ненавидеть вовсе ни к чему, там и замечательных людей есть. Просто несогласен, по конкретике, особенно с практикой).
Статья написана в традиционном леволибертарианском духе (тут автор мастерски балансирует между ротбардианским 'анархо-капитализмом' и минархизмом, но всегда остаётся в рамках анализа Австрийской экономической и неоинституциональной социологической школ). В общем и целом, подъёмная статейка, рекомендую. И журнал 'Esquire' — кстати — просто замечательное издание.

Взято с:  Аузан Ал. В приятном обществе// Esquire. — 2010. — Январь. — С.22-27.

Годная электронная версия здесь: Александр Аузан. В приятном обществе.rtf.html


В приятном обществе
Александр Аузан

Заведующий кафедрой прикладной институциональной экономики экономического факультета МГУ Александр Аузан пытается найти хоть какую-нибудь проблему, для решения которой действительно нужно государство.

            Попробуйте перевести русское слово государство на другие языки, например на английский. Вряд ли у вас что-нибудь получится. Ведь государство — это не 'state', потому что 'state' — это некое территориальное образование. Это не 'government', потому что 'government' — это правительство. Это не 'authority', потому что 'authority' — это власть. Отсюда возникает мощное искажение в русском общественном сознании. Задайте любому человеку вопрос:

– Что может чиновничество?
– Ой, да ничего они не могут!
– Что может правительсво?
– Да они там только какими-то своими разборками занимаются!
– А что может государство?
– Государство может всё!
– Что должно делать государство?
– Государство должно делать всё!

Потому что государство — это и чиновники, и правительство, и местные администрации, и граждане страны [1] [Здесь и далее прим. мои. — A-kontra]. А поскольку оно включает в себя всех, то и должно заниматься всем. Начиная с уровня языка, идет трансляция таких ценностей,  которые не позволяют разобраться в вопросе. Государство в России сакрализовано.
            Но что если поставить вопрос самым страшным образом [2]: а нужно ли вообще государство? Лет двести на него отвечали определенно: да, государство, безусловно, нужно — для того чтобы строить дороги, печатать деньги, обеспечивать порядок, а иначе кто будет всем этим заниматься? Двести лет для экономистов государство фактически было естественной монополией по производству общественных благ. Раз нужны общественные блага — значит, нужно и государство. Однако в последние десятилетия этот вопрос не имеет столь очевидного ответа. Дуглас Нортон, замечательный институциональный экономист и нобелевский лауреат, как-то сказал: 'По вопросу о необходимости государства для экономики суд удалился на совещание и пока не вернулся'.
            Почему вопрос вдруг оказался открытым, причем не только для экономики? Дело в том, что не только в российском, но и в мировом общественном сознании существовало множество мифов, связанных с государством. И в какой-то момент эти мифы стали проверять. Например, все великие английские экономисты — Давид Рикардо, Джеймс Миль, Джон Мейнард Кейнс — приводили один и тот же пример в пользу государства: если бы не правительство, кто бы строил в Англии маяки? А ведь нации нужны маяки — чем была бы Англия без судоходства? И вот ещё один нобелевский лауреат, Рональд Коуз, пошел в архив Британского адмиралтейства и стал смотреть, кто же в действительности строил маяки. Выяснилось, что ни один маяк в Англии не был построен правительством. Кто их только не строил — гильдии капитанов, местные общины, корпорации судовладельцев, но только не правительство. Разумеется, потом маяки передавались в управление адмиралтейству, потому что всю систему необходимо было координировать, но само строительство было исключительно негосударственным. Коуз написал статью под названием 'Маяк в экономической теории' и на этом поставил точку, не делая никаких глобальных выводов. Он просто показал, что двести лет люди исходили из неправильных фактов [3].
            Ещё один нобелевский лауреат, Фридрих фон Хайек, проверил,  как обстоят дела с денежными системами. Выяснилось, что, разумеется, разные государства в разное время создавали свои казначейские системы денежных ассигнаций, но все они погибли. Денежные знаки, которыми мы пользуемся сейчас, — это так называемые банкноты, то есть системы частных расписок между банками. Стали смотреть на полицию, пожарную охрану, армию, и опять  неоднозначные ответы. Кто создал современную систему уголовного розыска? Агентство Пинкертона в США — частное детективное агентство второй половины XIX века. Конан Дойль, конечно, придумал Шерлока Холмса, но именно в то время стало ясно, что расследованиями может заниматься отнюдь не только государственная полиция. Что же касается пожарной охраны, то она может быть государственной, может быть добровольной, то есть гражданской организацией, а может быть и страховой, то есть, по сути, происходящей от бизнеса. Частные армии сейчас на вполне законных основаниях существуют в России — у Газпрома, у Роснефти. А ведь есть ещё частные армии, которые закон не разрешает.
            Вывод, который можно из всего этого сделать, таков: если государство и нужно, то вовсе не для того, для чего считалось раньше, потому что, строго говоря, у государства всюду есть заменители. Любой вопрос, который решает государство, можно решить без его участия. Причем существует множество исследований, которые показывают, как это делается.
            Удивительная история произошла в Калифорнии в XIX веке. Присоединение этой территории к североамериканским Соединенным Штатам совпало с открытием там золота, и в результате этого совпадения в течение 18 лет этот крупнейший штат США жил вообще без государственной власти. Происходило там вот что: приезжал назначенный из Вашингтона губернатор с федеральными войсками; через неделю он обнаруживал, что у него нет солдат — они разбежались мыть золото; он ещё неделю управлял так, без солдат, а потом отправлялся мыть золото сам. Раза три федеральное правительство посылало в Калифорнию людей, но потом перестало — так же можно всю армию перекачать за государственный счёт на золотые прииски. Так Калифорния жила с 1846 по 1864 год. Но это не было какое-нибудь первобытное общество. Мы хорошо знаем по документам, как в этот период там решались вопросы собственности, каким образом люди закрепляли права на участки, как происходил суд. Когда жителям Калифорнии было ясно, что нужна защита торговых путей и размещение денежных средств, штат сам сказал Вашингтону: присылайте вашего губернатора, уже можно. Но ведь почти 20 лет Калифорния жила без государства — и ничего страшного [4]. Масса  подобных  примеров  есть и в России — от староверских общин до обширнейших территорий, до которых  центральное правительство попросту не добирается.
            В общемировом масштабе довольно много случаев, когда люди прекрасно обходились и продолжают обходиться без государства. Классический пример — это китобойный промысел. Государства не могли его регулировать: во-первых, потому что всё происходило в мировом океане, а во-вторых, потому что правительства попросту были очень далеки друг от друга, и они очень разные. И ничего — китобои сами  выработали  систему правил для своего сообщества: как считать, кто загарпунил, кому принадлежит добыча. А ведь есть, ещё такие вещи, как интернет — криптоанархия, живущая в значительной степени без госрегулирования. Там есть своё, внутреннее регулирование, общественные блага в виде правил производятся, и это крайне плодотворная среда для появления инноваций, потому что она предполагает огромное количество схем и вариантов решения различных задач.
            Надо менять саму постановку вопроса: если государство необязательно, то оно должно существовать по запросу — там, где оно сравнительно эффективнее остальных. Это, собственно,  и  называется  общественным договором или социальным контрактом. Однако тут нет твёрдых формул, которые позволяют одинаково для  всех решить этот вопрос. В разные периоды и в разных экономиках это будет разный спрос, и определяется он необходимым количеством общественных благ. Если вам нужно много общественных благ,  значит,  вы делаете больше государства.  Сравним, к примеру, ситуацию в Северной Европе и США.
            В скандинавских странах огромное перераспределение налогов, государства там вроде бы много, но почему его много? Потому что на вопрос 'Сколько мне нужно общественных благ?' скандинавы ответили: 'Много'. Для этого нужно довольно много денег, а собрать их с помощью налогов легче, чем с помощью пожертвований или лотереи. А вот кто будет эти бюджетные деньги тратить на производство услуг — это уже другой вопрос. Может быть, их нужно передавать частным компаниям или некоммерческим организациям, и производить услуги будут они, а не государство. Скажем, в Нидерландах 17% ВВП создается некоммерческим сектором, потому что он наиболее эффективен в оказании бюджетных социальных услуг. В Скандинавии и Нидерландах государство во многом используется как машина для сбора налогов — это оно делает эффективнее. А с инвалидами и пенсионерами чиновники работают неэффективно, поэтому эти деньги от них должны перейти в аутсорсинг.
            У американцев всё устроено не так. Долгие века американцы говорили: 'Мне от государства не нужно ничего, кроме обеспечения правопорядка. Я готов платить небольшие налоги, чтобы был правопорядок, а уж остальные проблемы — образование здравоохранение и прочее — я решу сам'. Так было до прихода Барака Обамы [5]. Драматизм нынешней ситуации в США связан с тем, что Обама ломает традиционный социальный контракт. Он говорит: 'Американцам нужно много общественных благ'. И потому не очень значительный, на первый взгляд, спор о насколько широка и обязательна должна быть система медицинского страхования, вызывает дискуссии по всей стране — происходит принципиальная перемена взгляда на то, что  нужно от государства.
            Не существует чисто либерального ответа:  маленькое государство — хорошо, большое   государство — плохо. Плохо — это когда государство не соответствует  спросу на общественные блага. Потому что тогда начинается принуждение. Ведь у государства есть ровно одно конкурентное преимущество: ещё Макс Вебер сто лет назад писал, что государство — это организация со сравнительным преимуществом в осуществлении насилия [6]. Поэтому государство хорошо не тем, что оно заботится о людях, а тем, что оно эффективнее, чем кто-либо другой, может принуждать или угрожать. Именно поэтому его родной сестрой является мафия. Организованная преступность — это ближайший конкурент государства, потому что она тоже специализируется на применении насилия. Больше того, в подавляющем большинстве случаев государство возникало из организованной преступности. И только по прошествии времени оно было вынуждено вступать в определенный контракт с населением, а потом вертикальный социальный контракт превращался в горизонтальный, возникали демократические режимы, разнообразные методы контроля над государством и так далее.
            Согласно неоинституциональной теории, государство выводится из модели так называемого 'стационарного бандита'. Это очень убедительно доказывали как исторически, так и математически Мансур Олсон и Мартин Макгир на примере Китая первой половины XX века. С 1899 года, когда началось восстание боксёров, до 1949 года, когда закончилось военное противостояние между коммунистами и гоминьдановцами, страна жила в состоянии непрерывных гражданских войн. В течение десятилетий по Китаю бродили воинские части — с генералами, но без правительств. Когда какой-нибудь полк захватывал город, обычно он грабил его дочиста, понимая, что никогда туда не вернется. Но вот некая воинская часть запирается конкурентами в городе, и солдаты понимают, что им там придется задержаться. Именно в этот момент начинается переход от модели бандита-гастролера к стационарному бандиту, который понимает, что грабить некоторую территорию ему нужно будет регулярно [7]. А чтобы это можно было делать, нужно, чтобы люди, которые занимаются хозяйственной деятельностью, имели некоторые гарантии. Попадая в ситуацию запертого уезда, те же самые грабительские полки вынуждены создавать государственность — чтобы изымать свою ренту, они вынуждены создавать общественные блага в виде правил, правопорядка, судов [8].
            Зарождение российской государственности, кстати, происходило ровно по этой модели — в роли стационарных бандитов выступали варяги. Впрочем, так далеко уходить в историю ради российских примеров вовсе не обязательно, достаточно вспомнить недавние события в Чечне. Вторая война там началась с конфликта между бандитом-гастролером по имени Шамиль Басаев, который говорил о необходимости продвижения на новые территории, и формирующимся стационарным бандитом — президентом Ичкерии Асланом Масхадовым, который говорил: 'Нас всё равно запрут федеральные войска, и нам на этой территории надо что-то сделать, чтобы тут можно было жить'.
            Теория Олсона-Макгира ставит и другой весьма интересный для современной России вопрос: как от режима стационарного бандита происходит переход к более цивилизованным формам государства? Вся история российской приватизации в терминах теории институциональной экономики выглядит так: группы интересов, приближенные к правительству или, говоря по-русски, использующие административный ресурс, делят активы. Когда все уже поделено, они оказываются перед развилкой. Первый путь — они могут захватывать активы друг у друга. Но это совсем не то же самое, что забирать активы у государства или у населения. Это война, это тяжело, это очень дорого.  Второй  путь — надо  менять систему правил, и от тех правил, которые способствуют захвату, переходить к правилам, которые способствуют эффективному использованию ресурсов.
            То, что происходило в России в 1999-2003 годах и что должно было произойти в 2008 году, мне представляется именно такой развилкой, когда те, кто захватил активы, начинают думать: так, чтобы их эффективно использовать, нужна автономная судебная система (потому что необходимо как-то защитить свои права собственности от новых претендентов), долгосрочные правила (потому что надо инвестировать), защита контрактов. И все это нужно, заметьте, тем людям, которые выросли из вполне бандитской ситуации. Однако олигархические группы в России повели себя по-разному. Если ЮКОС и, например, 'Альфа-Групп' пытались предъявить спрос на некие новые правила, то другие группы осторожно оставались в прежней системе, и было понятно, что конфликт неизбежен. С одной стороны, ЮКОС произвел совершенно фантастическую операцию: он стоил $500 млн в 1999 году $32 млрд летом 2003 года, то есть вырос в 60 с лишним раз, причем за счёт перехода на новые правила, а не только за счёт роста цен на нефть. А с другой стороны, как раз в силу этих изменений платить ренту чиновникам прежним способом он уже не мог.
            В теории Олсона-Макгира есть одна оговорка: переход от одного типа социального контракта к другому происходит, только если не появляется новых голодных групп. Но в России 2003-2004 годов такие группы появились, и они начали новый передел. Передел закончился в 2008 году, и перед бывшими голодными группами встал ровно тот же вопрос об установлении новых правил. Однако кризис вызовет ещё один передел: захватывать чужие активы во время стагнации не интересно, нужно, чтобы стагнация подошла к концу — тогда и завершаются переделы.


Примечания:

[1] К дискуссии на: http://forum.anarhist.org/topic/557/
и заметке к ней (немного не в тему): http://community.livejournal.com/ada_ifa/48166.html

[2] smile

[3] См.: Коуз Р. Маяк в экономической теории// Коуз Р. Фирма, рынок и право: Сб.ст./ Пер. с англ. Пинскера Б. — М.: Новое издательство, 2007. — С.177-201.

[4] В это же время в штате также отказывались принимать государственные ассигнации, не обеспеченные ничем, кроме законодательной поддержки властей, предпочитая вместо них использовать только золото. Обыкновенно калифорнийцы откровенно брезговали федеральными банкнотами, совершенно справедливо считая их пустыми бумажками. По ним можно было расплатиться разве что за налоги и по долгам, но в последнем случае кредитор обязательно печатал об этом объявление в местную газету, и имя недобросовестного должника покрывалось несмываемым позором. (См.: Ротбард М. Государство и деньги: Как государство завладело денежной системой общества/ Пер. с англ. Куряева А.В., Сапова Гр., Филипповой Е.; Пер. с ф. Школенко Ю.А.; Под ред. Сапова Гр. — Челябинск: Социум, 2008. — С.107-108.).

[5] Так было до Гражданской войны 1861-64 гг., в которой победила идея федерации штатов (букв. 'государств'), централизации власти, или, по крайней мере, до великой депрессии 1929-33 гг. и связанного с ней президентства Ф.Д.Рузвельта, в годы которого произошло значительное сосредоточение власти в руках федерального центра и были приняты, в рамках рузвельтовского Нового курса, чрезвычайные законы о регулировании финансовой сферы и кредитовании сельского хозяйства (1933), о социальных обеспечении и гарантиях (1935), новое трудовое законодательство (1938), когда американский народ сделал свой выбор, предпочтя свободе 'свободу от нужды'. По масштабам огосударствления и внедрения новых методов государственного регулирования в экономике Рузвельта нередко сравнивают с его тоталитарными современниками — Муссолини, Гитлером, Сталиным (хотя, на мой взгляд, сравнение выглядит уж чересчур натянутым). (См. подробнее: Пайпс Р. Свобода и собственность/ Пер. с англ. Васильева Д. — М.: МШПИ, 2008. — С.295, 310-315.). Т.е. инициативы 'левого кабинета' Обамы — всего лишь следующий шаг на пути к этатизму, всё больше укореняющемуся в современном американском обществе.

[6] В контексте статьи было бы также интересно рассмотреть мнение Макса Вебера о хозяйственно-регулирующих союзах и границах их воздействия на отдельных людей.

[7] Курсив мой — А-kontra. Какие верные слова в отношении государства!

[8] Эта концепция имеет свои хорошие исторические (Русь, Нормандия) и литературные — например, книга для детей 'Война с Котиром' Брайана Джейкса — примеры.

Изменено A-kontra (09.08.2010 01:10)


Душа, не стремись к вечной жизни,
Но постарайся исчерпать то, что возможно.

Пиндар, Пифийские песни (III, 62-63)

Не в сети

#2 10.08.2010 18:04

Kosmopolito
Illuminatus
Откуда Космополис
Зарегистрирован: 02.08.2010
Сообщений: 95

Re: Александр Аузан. В приятном обществе

Спасибо.))) Хорошая статья, прочел с большим интересом.


"Миром правит не тайная ложа, а явная лажа" - В. Пелевин.

Не в сети

#3 18.08.2010 05:41

Demetrious
Серый кардинал
Откуда Ярославль
Зарегистрирован: 01.05.2009
Сообщений: 551
Сайт

Re: Александр Аузан. В приятном обществе

Петр Рауш. Комментарии к тексту Аузана
http://0cyrama.livejournal.com/189162.html

Попробуйте перевести русское слово государство на другие языки,
например на английский. Вряд ли у вас что-нибудь получится. Ведь
государство -- это не 'state', потому что 'state' -- это некое
территориальное образование.

* "Государство" в русском языке тоже может обозначать "некое
территориальное образование". А в английском state - имеет также
значение территориальной власти. Таким образом, налицо несоответствие
действительности утверждения о неадекватности перевода.

Это не 'government', потому что 'government' -- это правительство. Это
не 'authority', потому что 'authority' -- это власть.

* Authority в английском как раз не является полным синонимом слова
"власть". Его значение, в отличие от русского аналога, включает в себя
оттенок авторитета. Напротив, русское "власть" - является однокоренным
со словом "владение", "владычество" - и напрямую связано с понятием
рабовладения.

Отсюда возникает мощное искажение в русском общественном сознании.
* "Общественное сознание" - крайне интересная категория. Штирнер порадовался бы.
Однако искажение, как было замечено, возникает не вполне оттуда,
откуда выводит его автор - не из "неправильного" в русской трактовке
понятия государства, а из ИНОГО понимания значения и роли власти как
таковой.

Задайте любому человеку вопрос:
- Что может чиновничество?
- Ой, да ничего они не могут!

* Так ли не могут?

- Что может правительсво?
- Да они там только какими-то своими разборками занимаются!

* ?

- А что может государство?
- Государство может всё!
- Что должно делать государство?
- Государство должно делать всё!

* Антитеза также основана на подмене понятий. Стоит только чуть-чуть
переформулировать вопрос, чтобы это стало наглядно видно: "Что может
Путин, что могли Ульянов и Сталин, как главы правительств? И что может
Медведев (а до него, например, мог Калинин - в качестве главы
государства?"
Ответы в духе того, что "государство может всё" - и, более того
"должно всё" - вряд ли могли бы быть даны в большинстве случаев даже
при опросе, проводимом в нынешней России.

Потому что государство -- это и чиновники, и правительство, и местные
администрации, и граждане страны.

* Очевидно, что все "граждане страны" - отнюдь не являются
сотрудниками государственного аппарата. Более того, если понимать
государство не предлагаемым образом, как некий коллектив, а как
систему территориальной власти, то очевидно, что эта власть неизбежно
предусматривает отчуждение от неё основной массы населения (того,
которое в русском языке принято обозначать как народ).

А поскольку оно включает в себя всех, то и должно заниматься всем.
* Включает ли в себя государство - лиц без гражданства? Граждан других
государств? Территории сопредельных стран? Очевидно, нет - но оно при
этом берёт на себя право заниматься также и этим.

Начиная с уровня языка, идет трансляция таких ценностей,  которые не
позволяют разобраться в вопросе. Государство в России сакрализовано.

* Государство было сакрализовано в Древнем Риме. В абсолютистской
Франции. В фашистской Италии. Таким образом, сакрализация
государственной власти вовсе не является специфически российским
феноменом, якобы находящимся прежде всего в зависимости от
семантических конструкций.

Но что если поставить вопрос самым страшным образом
* Для кого самым страшным? )

: а нужно ли вообще государство? Лет двести на него отвечали
определенно: да, государство, безусловно, нужно

* Кто отвечал? Представители этатистской мысли? Так они это делали и
задолго до этого. В Китае, например - ещё во времена Цинь Ши Хуань Ди.
Однако одновременно с появлением и становлением государств появились и
обоснования той мысли, что это образование следует рассматривать как
аналог шайки разбойников и убийц, с тем лишь отличием, что от него
исходит повышенная опасность. Чуть больше чем двести лет назад против
государства выступал Годвин - но легко вспомнить, что у него были
предшественники. И в христианской религиозной мысли, и в античности, и
в том же Китае (где государственнической легистской школе противостоял
не только даосизм, но и конфуцианство).

-- для того чтобы строить дороги, печатать деньги, обеспечивать
порядок, а иначе кто будет всем этим заниматься? Двести лет для
экономистов государство фактически было естествен-ной монополией по
производству общественных благ. Раз нужны общественные блага --
значит, нужно и государство.

* Прямо так и двести лет, непрерывно?  А в каком году была написана
"Хлеб и Воля"? И куда делся весь марксизм - который, как мы помним,
определял в качестве своей цели уничтожение государства, понимаемого
лишь как надстройку над классовым в его понимании обществом?

Однако в последние десятилетия этот вопрос не имеет столь очевидного
ответа. Дуглас Нортон, замечательный институци-ональный экономист и
нобелевский лауреат,

* Ссылка на нобелевского лауреата как на некий авторитет - будет
повторяться неоднократно. Предусматривает ли она необходимость доверия
к институту Нобелевских премий? Можно напомнить, что в числе их
попадались очень примечательные личности. Например, президент Египта
Анвар Садат, Михаил Сергеевич Горбачёв или нынешний американский
президент. Или ещё, например, Михаил Александрович Шолохов...

как-то сказал: 'По вопросу о необходимости государства для экономики
суд удалился на совещание и пока не вернулся'.

* У кого-то есть надежда, что решение по этому вопросу может быть
вынесено консенсусом всего человечества?

Почему вопрос вдруг оказался открытым, причем не только для экономики?
Дело в том, что не только в российс-ком, но и в мировом общественном
сознании существовало множество мифов, связанных с государством. И в
какой-то момент эти мифы стали проверять. Например, все великие
английские экономисты -- Давид Рикардо, Джеймс Миль, Джон Мейнард Кейнс
-- приводили один и тот же пример в пользу государства: если бы не
правительство, кто бы строил в Англии маяки? А ведь нации нужны маяки
-- чем была бы Англия без судоходства? И вот ещё один нобелев-ский
лауреат, Рональд Коуз, пошел в архив Британского адмиралтейства и стал
смотреть, кто же в действительнос-ти строил маяки. Выяснилось, что ни
один маяк в Англии не был построен правительством. Кто их только не
стро-ил -- гильдии капитанов, местные общины, корпорации
судовладельцев, но только не правительство. Разумеется, потом маяки
передавались в управление адмиралтейству, потому что всю систему
необходимо было координиро-вать, но само строительство было
исключительно негосу-дарственным. Коуз написал статью под названием
'Маяк в экономической теории' и на этом поставил точку, не делая
никаких глобальных выводов. Он просто показал, что двести лет люди
исходили из неправильных фактов.
Ещё один нобелевский лауреат, Фридрих фон Хайек, проверил,  как
обстоят дела с денежными системами. Выяснилось, что, разумеется,
разные государства в разное время создавали свои казначейские системы
денежных ассигнаций, но все они погибли. Денежные знаки, кото-рыми мы
пользуемся сейчас, -- это так называемые банк-ноты, то есть системы
частных расписок между банками.

* Это в современной-то России денежная система полагается не
государственной, а основанной на частных расписках между банками? А
как насчёт банкнот советских, китайских, северокорейских?
Так утверждение о том, что ВСЕ "казначейские системы денежных
ассигнаций" сейчас УЖЕ ПОГИБЛИ - представляется более чем смелым.

Стали смотреть на полицию, пожарную охрану, армию, и опять
неоднозначные ответы. Кто создал современную систе-му уголовного
розыска? Агентство Пинкертона в США -- частное де-тективное агентство
второй поло-вины XIX века. Конан Дойль, ко-нечно, придумал Шерлока
Холмса, но именно в то время стало ясно, что расследованиями может
зани-маться отнюдь не только государственная полиция.

* Человечество существует более 40 тысяч лет. Государственные системы
власти возникли примерно три тысячи лет назад. Так каким образом
расследовались действия, оцениваемые как правонарушения, в течении
БОЛЬШЕЙ части того времени, когда никаких государств вообще не
существовало? Речь может идти разве что о том, что механизм этих
расследований был несовершенен - после чего стоит сравнить его,
например, с "совершенством" расследований дел сталинским МУРом и
судами-тройками.

Что же касается пожарной охраны, то она может быть государственной,
может быть добровольной, то есть гражданской организацией, а может
быть и страховой, то есть, по сути, происходящей от бизнеса. Частные
армии сейчас на вполне законных основаниях существуют в России -- у
Газпрома, у Роснефти.

* Газпром и Роснефть - никоим образом не могут считаться "частными".
Такого рода монополии стали возможны лишь как СЛЕДСТВИЕ государства и
его продолжение, а не как альтернатива ему.
Эффективность государственной пожарной охраны - проверена практикой
последней недели.

А ведь есть ещё частные армии, которые закон не разрешает.
* Читаем "Историю Флоренции" Макиавелли и публикации "Кавказ-Центра"
о "Чёрной воде". Взаимосвязь
государственного закона с существованием частных армий вовсе не такая
однолинейная.

Вывод, который можно из всего этого сделать, таков: если государство и
нужно, то вовсе не для того, для чего считалось раньше,

* Вопрос не в том, "раньше" или позже, а в том, КЕМ и для чего
считалось (и считается) нужным.

потому что, строго говоря, у государства всюду есть заменители.
Любой вопрос, который решает государство, можно решить без его
участия.

* В том лишь случае, если это право удастся отстоять.

Причем существует множество исследований, которые показывают, как это делается.
Удивительная история произошла в Калифорнии в XIX веке. Присоединение
этой территории к северо-американским Соединенным Штатам совпало с
откры-тием там золота, и в результате этого совпадения в тече-ние 18
лет этот крупнейший штат США жил вообще без государственной власти.
Происходило там вот что: приез-жал назначенный из Вашингтона
губернатор с федераль-ными войсками; через неделю он обнаруживал, что
у не-го нет солдат -- они разбежались мыть золото; он ещё неделю
управлял так, без солдат, а потом отправлялся мыть золото сам. Раза
три федеральное правительство посылало в Калифорнию людей, но потом
перестало -- так же можно всю армию перекачать за государственный счёт
на золотые прииски. Так Калифорния жила с 1846 по 1864 год. Но это не
было какое-нибудь первобытное общество. Мы хорошо знаем по документам,
как в этот период там решались вопросы собственности, каким образом
люди закрепляли права на участки, как происходил суд. Когда жителям
Калифорнии было ясно, что нужна защита торговых путей и размещение
денежных средств, штат сам сказал Вашингтону: присылайте вашего
губернатора, уже можно. Но ведь почти 20 лет Калифорния жила без
государства -- и ничего страшного

* Так ли "без государства" - с установленной, не оспаривавшейся
процедурой предоставления права на участки и на собственность? С
судебной системой, основанной на англосаксонской трактовке
прецедентного права? И, очевидно, хоть и без губернатора - но с
шерифами, обладавшими определёнными полномочиями?
Вспомним ещё сентенцию из начала статьи - там, где в качестве
государства рассматривались "все". Так вопрос - что, в Калифорнии в
это время население совершенно не полагало себя гражданами
Соединённых Штатов?

Масса  подобных  примеров  есть и в России -- от староверских общин до
обширнейших территорий, до которых  центральное правительс-тво
попросту не добирается.
В общемировом масштабе до-вольно много случаев, когда люди прекрасно
обходились и продолжают обходиться без государства. Классический
пример -- это китобойный промысел. Государства не могли его
регулировать: во-первых, потому что всё происходило в мировом океане,
а во-вторых, потому что правительства попросту были очень далеки друг
от друга, и они очень разные. И ничего -- китобои сами  выработали
систему правил для своего сообщества: как считать, кто загарпунил,
кому принадлежит добыча.

* В итоге на данный момент, увы, вся эта система оказалась подмята под
себя международным (фактически - межгосударственным) морским
законодательством. Китобойный промысел сохранили лишь Япония и
Норвегия - но и эти государства претендуют на его регулирование. И,
разумеется, налогообложение.

А ведь есть, ещё такие вещи, как интернет -- криптоанархия, живущая в
значительной степени без госрегулирования. Там есть своё, внутреннее
регулирование, общественные блага в виде правил производятся, и это
крайне плодотворная -среда для появления инноваций, потому что она
предполагает огромное количество схем и вариантов решения различных
задач.

* Своим происхождением Интернет, как известно, обязан военному ведомству США.

Надо менять саму постановку вопроса: если государство необязательно,
то оно должно существовать по запросу -- там, где оно сравнительно
эффективнее остальных. Это, собс-твенно,  и  называется  обществен-ным
договором или социальным контрактом.

* Эффективность как критерий предполагает, что ЦЕЛИ у всех людей
совпадают, а возможность их достижения оптимизируема - т.е. может быть
найдено одно, наилучшее для всех, решение проблемы.
В действительности же и цели неодинаковы (зачастую они
взамоисключающи), и вариантов оптимальных решений во множестве случаев
существует значительное количество.
Вообще восприятие эффективности ("практики") как критерия истины -
имеет марксистско-ленинскую традицию бытования. Но, разумеется, не
только. Вопрос упирается в ЦЕЛИ эффективности. В этом смысле
птеровское крепостничество, екатерининское рабовладение и сталинский
ГУЛАГ - как системы как раз показали свою крайне-высокую эффективность
для решения государственных задач. Вот только насколько эти задачи
совпадали с интересами массово уничтожавшегося для их решения
населения?

Однако тут нет твёрдых формул, которые позволяют одинаково для  всех
решить этот вопрос. В разные периоды и в разных экономиках это будет
разный спрос, и определяется он необходимым количеством общественных
благ. Если вам нужно много общественных благ,  значит,  вы делае-те
больше государства.

* В основе этого утверждения - вполне этатистская мысль о том, что
государство представляет собой источник ОБЩЕСТВЕННОГО БЛАГА. В
Совсоюэе было, а в Северной Корее есть - много государства. Однако
"общественных благ" часто не хватало самых минимальных.

Сравним, к примеру, ситуацию в Северной Европе и США.
В скандинавских странах огромное перераспределе-ние налогов,
государства там вроде бы много, но почему его много? Потому что на
вопрос 'Сколько мне нужно общественных благ?' скандинавы от-ветили:
'Много'.

* В Швеции действительно громадные налоги, до 30%. Однако при этом
крайне немногочисленные армия и полиция, а во множество частных свобод
государственное вмешательство минимализировано.

Для этого нужно довольно много денег, а собрать их с помощью налогов
легче, чем с помощью пожертвований или лотереи. А вот кто будет эти
бюджетные деньги тратить на производство услуг -- это уже другой
вопрос. Может быть, их нужно передавать частным компаниям или
некоммерческим организациям, и производить услуги будут они, а не
государство. Скажем, в Нидерландах 17% ВВП создается не-коммерческим
сектором, потому что он наиболее эффективен в оказании бюджетных
социальных услуг.

* "Бюджетных" - но о каких именно бюджетах речь? Ведь социальные
услуги могут оказываться - и часто оказываются - за счёт
НЕГОСУДАРСТВЕННЫХ бюджетов.
Применительно же к бюджетным (государственным) "социальным услугам" в
нынешней России утверждение об эффективности звучит как прямое
издевательство.

В Скандинавии и Нидерландах государство во многом используется как
машина для сбора налогов -- это оно делает эффективнее. А с инвалидами
и пенсионерами чиновники работают неэффективно, поэтому эти деньги от
них должны перейти в аутсорсинг.

* Таким образом, автор предлагает сохранить за государством
ПРЕРОГАТИВУ ПРИНУДИТЕЛЬНОГО СБОРА НАЛОГОВ - автономизировав от него
лишь перераспределение уже изъятых у населения средств.

           У американцев всё устроено не так. Долгие века американцы
говорили: 'Мне от государства не нужно ничего, кроме обеспечения
правопорядка. Я готов платить небольшие налоги, чтобы был
правопорядок, а уж остальные проблемы -- образование здравоохранение и
прочее -- я решу сам'. Так было до прихода Барака Обамы

* Отчасти так было -  до "нового курса" Франклина Делано Рузвельта. Однако с
30-х годов прошлого века Америка основательно освоила
кейнсианско-фашистскую практику конвергенции.

Драматизм нынешней ситуации в США связан с тем, что Обама ломает
традиционный социальный контракт. Он говорит: 'Американцам нужно много
общественных благ'. И потому не очень значительный, на первый взгляд,
спор о насколько широка и обязательна должна быть система медицинского
страхования, вызывает дискуссии по всей стране -- происходит
принципиальная перемена взгляда на то, что  нужно от государства.
Не существует чисто либерального ответа:  маленькое государство --
хорошо, большое   государство -- плохо.

* Автор отклоняется от либерализма, но отнюдь не в "левое
либертарианство" или в анархию, а в чистую прагматику.
Ирония в том, что данная "прагматика", исходящая из ИНТЕРЕСОВ, теряет
реального субъекта, носителя этих интересов - подменяя его абстрактной
эффективностью.

Плохо -- это когда государство не соответствует  спросу на общественные блага.
* У Пелевина где-то было неплохо описано, как СПРОС создаётся
искусственно. Ещё один прекрасный пример - история о башмаках из
"Королей и капусты" О`Генри. Так если даже частные лица и корпорации,
не являющиеся САКРАЛЬНЫМИ носителями власти, зачастую вполне
справляются с задачами формирования спроса - что говорить о
государственной власти, решающей эту задачу на протяжении всего своего
существования множеством путей и способов?

Потому что тогда начинается принуждение.
* Ни одна, никакая государственная власть немыслима без принуждения
как необходимой основы своего господства. Насколько бы государство не
пыталось соответствовать регулируемому им же "спросу на общественные
блага".

Ведь у государства есть ровно одно конкурентное преимущество: ещё Макс
Вебер сто лет назад писал, что государство -- это организация со
сравнительным преимуществом в осуществлении насилия.

* Не всегда и не во всякой ситуации. Стоит сравнить, например,
сопротивление американской военной машине со стороны ГОСУДАРСТВЕННЫХ
вооружённых сил саддамовского иракского режима - с сопротивлением,
ведущимся иными структурами и объединениями - сетевыми (та же
Аль-Каида).
Ещё один неплохой пример - война Бонапарта на Пиренейском полуострове.

Поэтому государство хорошо не тем, что оно заботится о людях, а тем,
что оно эффективнее, чем кто-либо другой, может принуждать или
угрожать. Именно поэтому его родной сестрой является мафия.
Организованная преступность -- это ближайший конкурент государства,
по-тому что она тоже специализируется на применении на-силия. Больше
того, в подавляющем большинстве случаев государство возникало из
организованной преступности.

* "Преступности" - с точки зрения обычного (негосударственного)  права.

И только по прошествии времени оно было вынуждено вступать в
определенный контракт с населением, а потом вертикальный социальный
контракт превращался в горизонтальный, возникали демократические
режимы, разнообразные методы контроля над государством и так далее.

* В действительности значительная часть этих институтов остаётся
фикцией, а история гораздо в большей степени вела пока к разнообразным
методам контроля не НАД государством, а, наоборот, с его стороны.

Согласно неоинституциональной теории, государство выводится из модели
так называемого 'стационарного бандита'. Это очень убедительно
доказывали как исторически, так и математически Мансур Олсон и Мартин
Макгир на примере Китая первой половины XX века. С 1899 го-да, когда
началось восстание боксё-ров, до 1949 года, когда закончилось военное
противостояние между ком-мунистами и гоминьдановцами, страна жила в
состоянии непрерывных гражданских войн. В течение десятилетий по Китаю
бродили воинские части -- с генералами, но без правительств. Когда
какой-нибудь полк захватывал город, обычно он грабил его дочиста,
понимая, что никогда туда не вернется. Но вот некая воинская часть
запирается конкурентами в городе, и солдаты понимают, что им там
придется задержаться.

* Решения у милитаристов принимались солдатами, а не генералами?

Именно в этот момент начинается переход от модели бандита-гастролера
к стационарному бандиту, который понимает, что грабить некоторую
территорию ему нужно будет регулярно. А чтобы это можно было
делать, нужно, чтобы люди, которые занимаются хозяйственной
деятельностью, имели некоторые гарантии. Попадая в си-туацию запертого
уезда, те же самые грабительские полки вынуждены создавать
государственность -- чтобы изымать свою ренту, они вынуждены создавать
общественные блага в виде правил, правопорядка, судов.

* Те или иные правила, порядок принятия решений, суды - существуют
неизбежно в каждом сообществе. Независимо от того, привязаны они к
какой-либо местности - либо перемещаются по ней. Маоистская Красная
Армия в период Великого похода имела достаточно определённые правила и
распорядок.

Зарождение российской государственности, кстати, происходило ровно по
этой модели -- в роли стационарных бандитов выступали варяги.

* В течении седьмого-восьмого столетия норманны в Гардарике как раз не имели
стационарной привязки, они перемещались, их организация была походной,
мобильной - и в том числе это дало им решающее преимущество над более
стационарными славянскими и балтийскими племенами.

Впрочем, так далеко уходить в историю ради российских примеров вовсе
не обязательно, достаточно вспомнить недавние события в Чечне. Вторая
война там началась с конфликта между бандитом-гастроле-ром по имени
Шамиль Басаев, который говорил о необходимости продвижения на новые
территории, и формирующимся стационарным бандитом -- президентом
Ичкерии Асланом Масхадовым, который говорил: 'Нас всё равно запрут
федеральные войска, и нам на этой территории надо что-то сделать,
чтобы тут можно было жить'.

* Прекрасная по уровню "понимания" и российской казённой официальности
трактовка происходивших в Чечне и на всём Северном Кавказе событий!
Цитата из Аслана Масхадова, разумеется, принадлежит не ему. Понимание
именно чеченских лидеров в качестве бандитов - блестяще коррелирует с
нашим отношением к проблеме Кавказа. Впрочем, автор, возможно, таким
образом просто попытался "удачно" и безопасно для себя обойти вопрос о
российских гебистах и милитаристах, выступавших в роли занимающих
стационарную позицию бандитов?
Вторая война - не в "в Чечне", а на захваченном Россией Северном
Кавказе - началась, однако, вовсе не с конфликта Басаева и Масхадова,
а с вторжения российских войск в Чечню 11 декабря 94-го - а в 99-м
возобновилась ПО РОССИЙСКОЙ же инициативе. Не только провокацией в
Дагестане (об обстоятельствах которой Шамиль обстоятельно рассказывал
Бабицкому), но российскими обстрелами, бомбардировками и вторжениями
на территорию, контролировавшуюся чеченской стороной. Ещё ДО ТОГО, как
отряд Басаева выдвигался в Дагестан - и в порядке ПРЯМОГО НАРУШЕНИЯ
соглашений, подписанных ранее Лебедем и Ельциным с Яндарбиевым и
Масхадовым.
Задачей Шамиля, как "гастролёра", в 1999-м вовсе не было даже
освобождение Дагестана (захватывавшегося в ходе Первой
российско-кавказской войны одновременнно с Чечнёй) - его совместный с
Хоттабом рейд имел целью лишь ДАТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ВЫЙТИ ИЗ ОКРУЖЕНИЯ
группе мусульман, блокированных и атакованных российскими войсками.
Ичкерийская же государственность, сформировавшаяся как постсоветская с
1991-го года, т.е. ранее российской (с конституцией, принятой после
штурма Белого дома), на момент конфликта между Шамилём и Масхадовым
(по вопросу о более эффективных путях защиты) - имела уже некоторую
собственную историю. На территории её формирования "что-то" делалось
ещё до приезда из Тарту Джохара Дудаева.

Теория Олсона-Макгира ставит и другой весьма интересный для
современной России вопрос: как от режима стационарного бандита
происходит переход к более цивилизованным формам государства? Вся
история рос-сийской приватизации в терминах теории институци-ональной
экономики выглядит так: группы интересов, приближенные к правительству
или, говоря по-русски, использующие административный ресурс, делят
активы.

* Именно так - активы делят "группы интересов", а не группы бандитов?
И именно "приближённые к правительству" (т.е. Березовский, Гусинский и
Ко) - но никоим образом не входящие в его состав (сначала - Чубайс,
потом - Волошин, Путин, Сечин)?

Когда все уже поделено, они оказываются перед развилкой. Первый путь
-- они могут захватывать активы друг у друга. Но это совсем не то же
самое, что забирать активы у государства или у населения. Это война,
это тяжело, это очень дорого.

* Тем не менее перезахват друг у друга - как раз и имел массовый
характер, когда активы прежних "олигархов" перезахватывались офицерами
госбезопасности.

Второй  путь -- надо  менять систему правил, и от тех правил,
которые способствуют захвату, переходить к правилам, которые
способствуют эффективному использованию ресурсов.

* Это не альтернатива, а последовательные по времени события. Сначала
силой захватываются власть и ресурсы. Затем - изменяются правила, и
новый собственник сакрализует при помощи власти захваченное им в
качестве "неприкосновенного" ("Россия исчерпала лимит на революции").

То, что происходило в России в 1999-2003 годах и что должно было
произойти в 2008 году, мне представляется именно такой развилкой,
когда те, кто захватил активы,

* Перезахватил. Первым поколением (не считая предыстроии, восходящей к викингам)
были "олигархи". Скрывающиеся под
тактичным "те" гебисты сначала брали власть, затем отнимали у
предшественников ресурсы (или добивались от них свидетекльства
однозначной покорности и подчинённости, как от Потанина, Прохорова и
Дерипаски) - и, наконец, меняли правила. Правда, поскольку они
понимали власть по-русски, как ВЛАДЕНИЕ, то есть диктатуру, никакими
правилами не ограниченную - то по настоящий момент единственным чётким
правилом остаётся вертикальное подчинение и полный произвол сверху.

начинают думать: так, чтобы их эффективно использовать, нужна
автономная судебная система (потому что необходимо как-то защитить
свои права собственности от новых претендентов), долгосрочные
правила (потому что надо инвестировать), защита контрактов. И все это
нужно, заметьте, тем людям, которые выросли из вполне бандитской
ситуации.

* По поведению гебистов, по тому, каким образом ими соблюдается их
собственное законодательство и их обязательства на межгосударственном
уровне (например, в случае с Грузией) - совершенно не похоже на то,
чтобы они были заинтересованы в реально существующих законодательно
оформленных правилах. Для них по-прежнему приоритетны интересы и
корпоративная солидарность.

Однако олигархические группы в России повели себя по-разному. Если
ЮКОС и, например, 'Альфа-Групп' пытались предъявить спрос на некие
новые правила, то другие группы осторожно оставались в прежней
системе,

* "Прежняя" - и если иметь ввиду позднесоветскую, и если говорить об
авторитарно-олигархической модели середины 90-х - была настолько
существенно трансформирована, что оставаться в ней было уже совершенно
невозможно.

и было понятно, что конфликт неизбежен. С одной стороны, ЮКОС
произвел со-вершенно фантастическую операцию: он стоил $500 млн в 1999
году $32 млрд летом 2003 года, то есть вырос в 60 с лишним раз, причем
за счёт перехода на новые правила, а не только за счёт роста цен на
нефть.

* Здесь имеет смысл сравнить уровень цен на нефть в 1999-м и летом
2003-го. А также вспомнить предыстрию, в условиях которой
формировались упомянутые 500 миллионов - и обратить внимание на то,
насколько даваемое автором объяснение еретически и неолиберально
расходится с официозной трактовкой, строящейся на обвинении ЮКОСА в
"хищении" нефти.

А с другой стороны, как раз в силу этих изменений платить ренту
чиновникам прежним способом он уже не мог.
В теории Олсона-Макгира есть одна оговорка: пере-ход от одного типа
социального контракта к другому про-исходит, только если не появляется
новых голодных групп. Но в России 2003-2004 годов такие группы
появились, и они начали новый передел.

* "Голодные" в данном случае никак не синоним для неимущих, скорее для
агрессивных. Однако даже в этом смысле офицерский корпус КГБ,
принимавший активнейшее участие в "распиливании" ресурсов и
собственности ещё ДО РАСПАДА Совсоюза, никак нельзя назвать "новой"
группой.

Передел закончился в 2008 году, и перед бывшими голодными группами
встал ровно тот же вопрос об установлении новых правил.

* Таким образом, первоначально вроде бы интересовавший автора вопрос о
нужности государства - очевидным образом отпал, решившись в пользу
НУЖНОСТИ. Причём понимание государства при этом несколько изменилось -
от определения, включавшего в себя "всех", автор перешёл к неким не
менее туманным "голодным группам" (в известном смысле представляющим
аналог марксистских "господствующих классов"?).
В том же соответствии с марксистской традицией вопросы аксиологии,
идеологии, права, организации - оказались в очередной раз подсаженными
на плотный "экономический базис". С той разве что разницей, что ни о
каком "развитии производительных сил" и "капитализме" речи уже не идёт
- базис ограничивается "распилом" ресурсов".

Однако кризис вызовет ещё один передел: захватывать чужие активы во
время стагнации не интересно, нужно, чтобы стагнация подошла к концу --
тогда и завершаются переделы.

* Вспоминается финал Угрюм-Бурчеева из Салтыкова-Щедрина: "История
прекратила течение своё". По гипотетическом завершении переделов -
есть ли надежда, что автор вновь задастся вопросом о ненужности
государства?


anarchy.jpg
sid2.jpg
fall1.png

Не в сети

Подвал раздела

Работает на FluxBB 1.5.11 (перевод Laravel.ru)